Станислав Садальский: E-Encyclopedia of Dean Reed...Дин Рид в России:

Link Download Link 231 MB Link ... я с любовью вспоминаю своих людей, своих учителей, Воронежский интернат № 2, 35-ю школу, из которой меня выгнали в Подгоренскую школу, в Подгорном я учился. Спасибо, что они мне помогли закончить, я вообще думал, что никогда не закончу школу. Единственным радостным занятием для непослушного ученика была сцена. Играть Садальский начал именно в школьном драмкружке. Репертуар чаще всего был сказочный: то роль Сеньора-помидора, то персонаж волка. Станислав: Да-да, в школе я все время придуривался, все время говорил «этот дурак, этот дурак, дурак-дурак», но все время сейчас говорю: «Кабы не было нас дураков, как бы вы поняли, что вы все умные?» Однажды завуч интерната, восхищенный лицедействами юноши, посоветовала поступать Стасу в театральный институт. Амбициозный парень решил – учиться он будет только в Москве. Глава 2. Я твой, Москва! Станислав: У меня самомнение сейчас уже не такое, как было раньше, а раньше это было: в Москву приедет манна небесная, должны все обрадоваться и сказать: «Боже мой, кто к нам приехал! Стасик Садальский к нам приехал, боже мой, счастье какое к нам приехало!» Мне так никто и не сказал, больше того, в Москве пять институтов, и ни в одни институт меня не приняли. И вот я уже поехал, в Ярославле работал, и уже на следующий год был не такой наглый, я уже сомневался, а это самое интересное — сомнение, потому что когда человек выходит, который не знает, как… Человек, который знает, как, уже неинтересно смотреть, неинтересно с ним общаться дальше-дальше, до свидания, это неинтересно. А вот на следующий год я уже сомневался, вот это было интересно, и уже проходил и там, и там. Свою программу для поступления — Горьковскую «Мать» — Садальский год в Ярославле разучивал, дикцию вырабатывал прямо на рабочем месте, что называется, без отрыва от производства. Зато на вступительных экзаменах в ГИТИСе выдал все, на что был способен. Станислав: «О матерях можно рассказывать бесконечно. Уже несколько недель город был осажден врагами, и пришла мать к сыну…» И такая история, и у меня прямо все, я заливал слезами все время эту историю. И я на первый год к Коршунову поступал, меня не приняли, а вот Конский, на следующий год, когда я приехал, учитель, он сказал: «Очень многие педагоги были против»,— потому что у меня дефект речи, прикус неправильный, меня не хотели брать, и благодаря Конскому, он настоял. И самое лучшее, самое интересное в моей жизни — это мои педагоги, я с любовью, Ольга Николаевна Андровская и Григорий Конский, я все время их с… Они сказали, а они учились у самого Станиславского: «Артисты бывают всякие: и толстые, и тонкие, и маленькие, и с прикусом, и без. Надо, главное, свои недостатки превращать в достоинства. Вот у тебя роль, а ты вот так усугуби, ты можешь сделать, как будто язык во рту не помещается, и, может, ты какую-нибудь роль потом сыграешь». Вы знаете, это педагоги, это школа. 1968 год, Москва, Трифоновская, 45 — по этому адресу располагалось общежитие ГИТИСа. Ровно пять лет это был второй дом Садальского, но появлялся он в нем обычно для того, чтобы выспаться. Учебы и театры занимали большую часть времени студента. Станислав: Для меня главное было быстрее овладеть своей профессией актерской. Я видел, ходил во все театры, я знал всех актеров, я в год посещал, вот 365 дней в году, я 400 спектаклей в год смотрел. Значит, я днем, утренний смотрел каждый день обязательно, каждый день у меня был новый театр, новый спектакль, для меня это было важно. В день по спектаклю, в день по театру. Был любимый Академический театр имени В. Маяковского. Больше всего спектаклей Садальский посмотрел именно в нем. Станислав: Вы знаете, который был любимый, меня туда и взяли, я куда хотел… Хотя год я, меня даже взяли на четвертом курсе, в ноябре месяце (беспрецедентный случай!) меня пригласил Гончаров в театр. А было удобно, ГИТИС рядом, тоже, я думаю (а все равно хитрый, у меня лицо такое, идиота, а я сам такой умный), а напротив театр Маяковского, думаю, хорошо. И он взял меня к себе в труппу на 4 курсе в ноябре месяце, только начался 4-й курс, характеры Шукшина репетируют, и первая репетиция, значит, он говорит: «Скажи то-то, то-то». Я говорю. «Хватит руками! Я тебе говорю: не маши руками! Садальский! Ну-ка сделай! Это «эфросятина», Эфрос говно, я хочу»,— это Гончаров кричал, потому что конкуренция шла между собой – «руки должны висеть, пускай висят!» А я, когда на меня кричат, у меня осталось с детства, у меня сразу слезы начинаются, и если я не перехамлю, я начинаю сразу плакать. Но мне стыдно было, там сидело много, сидел его курс режиссерско-актерский совместный, и я: «Вы знаете, Андрей Александрович, вы научитесь разговаривать, а потом зовите меня, может, я и приду. Пока. До свидания». Нагрубить самому Гончарову, когда тебе 20, прежде не решался никто. Но независимый, а в душе скорее ранимый Садальский посмел. Станислав: Ушел, спустился вниз, там шла «Медея», играла грандиозная актриса Козырева, которая была деканом нашего факультета. Гончаров ее обманул, обещал на 50-летие роль, чтобы она сыграла Бланш Де Бюа, и он ей не дал сыграть премьеру, Немоляеву выпустили, и у нее сердце, он потом дает трещинки, и у нее потом сердце разорвалось и она умерла. Она говорит: «Стас, не держись, у тебя будет одна дверь, потом вторая, третья откроется, у тебя будут спектакли, не ходи. Если ты не можешь, когда на тебя кричат, не работай, неизвестно, от чего бывают заболевания, от чего ты, может быть, сопьешься, упадешь. Уходи». И я ушел. И вы знаете, два года спустя я пришел… В театре Маяковского была премьера Шукшина «Энергичные люди». Думаю: «Куда сесть?» Стою, ищу место, сейчас спектакль начнется, премьера «Энергичные люди», подходит человек ко мне, солидно одетый, в галстуке, мне: «Вы Садальский?» Я говорю: «Да». «Можно на минуточку выйти? Вы простите, пожалуйста… Прошу вас». Подводит меня, там Гончаров в коридоре стоит, он говорит: «А кто это, Андрей Александрович?» «А что, вы не знаете, кто это? Это Садальский, Станислав Садальский. Вышвырните его из нашего театра, покажите ему, где выход из нашего театра»,— и меня с таким позором выгнали. И я больше никогда в этот театр, потому что, знаете, какое-то такое, я не был, я не видел ни одного спектакля, вот знаете, обида такая, что меня так… Он отомстил, потому что я ему сказал тогда это, он мне отомстил, Андрей Александрович. Новые двери открылись скоро. Выпускника Садальского звали работать в пять театров. Он выбрал «Современник», за девять лет службы там главных ролей не последовало. Для него это стало очередной трагедией. Станислав: Работы не было, и потом, в один из трагических… Тоже, знаете, когда выгоняют или когда уходят от тебя, когда дама бросает тебя, всегда остается тема брошенного, когда сам уходишь, такого нет, это нормально, а когда тебя бросают, когда тебя выгоняют, какое-то все время, в сердце щемит. Я проработал в театре девять лет, и в один прекрасный день меня вызвала Волчек Галина Борисовна и сказала, меня и еще 6 или 7 артистов, меня посадили, и вся труппа, она с трагическим лицом, как будто кто-то умер, сидела, плакала, что меня, значит, должны сокращать или перевести на договор. Сокращать я понимал, а перевести на договор, чтобы я год поработал, а тогда неизвестно, продлят ли со мной договор или нет, чтобы я чувствовал зависимость. Это сейчас я никогда не пойду в штат, потому что в штат — это ужасно, это зависимость. А тогда… Как же до пенсии мне дожить, пенсия — это же самое главное, что есть в нашей жизни! И я, когда мне сказали «сократить», встал и ушел вникуда, я говорю: «Вы знаете, ради бога, простите, меня ждут зарубежные компании». Никто меня не ждал, ничего, я естественно пошел, написал заявление об уходе. Но это такая рана тяжелая, что меня… Я так любил театр, роль, я все время думал (прямо сейчас даже аж обидно стало), я про каждую роль думал, прорабатывал, о своем герое думал. В сказке играл Дровосека и все время думал, из какой он семьи, какой он Дровосек, как он рубит деревья, смотрел, наблюдал, как они рубят. В «Современнике» Садальский теперь гость нечастый, появляется раз в пять лет – посмотреть на друзей. Так и не затянулась, говорит актер, эта рана до конца. Глава 3. Роль – как женщина. В кино Станислав Юрьевич с 1971 года, сыграл десятки ролей. И благодаря именно кинематографу стал известен широкой публике. Станислав: Вы знаете, говорят, что у мужчины три женщины: первая, последняя и одна. Я думаю, так и каждые роли тоже — первая, последняя и одна. Первая роль — «Город первой любви» Мана Захариаса, он начальник департамента кино в Греции остался, в смысле, он там живет, в Греции, уехал, он заместитель там главного по кино, наверно, сейчас уже его нет в живых, это первая картина. А первая, вот у меня «Лес», посмотрите, только есть у меня «Лес», моя картина, которая у Мотыля, после того как я стал известен кинообществености, это «Лес». И Мотыль сказал: «Будешь пробоваться, кто будет лучше, тот и будет играть». Я пробовался так, как будто меня расстреляют. Садальский добился своего – Владимир Мотыль принял его в картину. Съемки проходили на Ленфильме и закончились в 1980-ом, но свет «Лес» увидел не скоро, 7 лет картина пролежала на полке. Станислав: Моя партнерша была Люся Целиковская, и когда нас уже утвердили, она приезжает ко мне утром, я жил на «Чистых Прудах», и приезжает ко мне Целиковская, говорит: «Поехали». Я говорю: «Куда?» И мы приезжаем на Малую Ордынку, ко мне на улицу подъезжаем, останавливаемся у маленького особнячка, он закрыт. Она говорит: «А как ты думаешь, Алексей бы ходил в этот храм?» И показывает на храм Николы, я говорю: «Какой Алексей?» «А ты кого будешь играть? Алексея как бы». Я говорю: «Я не знаю, а как ты думаешь?» Она: «Барыня бы сказала – ходил». Вот старая школа, обязательно тоже готовились, Целиковская была утверждена на роль барыни, мы поехали в Дом Островского, где писал свое знаменитое произведение гений земли русской, «Лес», мы приехали, но музей был закрыт. И вот Целиковская тоже свою роль прорабатывала, думала, как эта барыня, как в Замоскворечье, наблюдала, как старые барыни себя вели, актерской работы без этого не может быть, обязательно надо думать прообраз, как бы поступил герой, обязательно, вот это были так воспитаны. Не просто так вот, сказал: «Бла-бла-бла». Должно быть первое, второе, третье, четвертое, пятое, шесть планов должно быть вообще у артиста. Большой успех выпал на долю ролей в картине «О бедном гусаре замолвите слово» и телефильме «Место встречи изменить нельзя». В последнем Садальский играл с Высоцким, по легенде образ карманника Кирпича придумал именно он. Станислав Юрьевич говорить о Высоцком и о фильме не любит, предпочитая не спекулировать на имени гения. Станислав: Я понимаю, что у каждого свой Чапаев, но про работу я как-то не очень, я не хожу ни на один юбилей, когда зовут, про Высоцкого, не хожу, ради бога, нет, не хожу. Пускай что хотят, то и говорят. Те люди, которым Высоцкий не подал бы руки, он им не подал бы руки, а они ведут вечера памяти о нем. Я уже не буду говорить, потому что, например, этого артиста уже нет, он был партийный, он вызывал Высоцкого и говорил: «Почему Любимов позволяет ему приходить за пять минут до начала спектакля? Чтобы был на партсобрании!» А потом он говорит: «Помяните моего друга, Вову Высоцкого». Или тот же самый Познер, отвратительная фигура гражданина Америки, гражданин Франции, гражданина России, понимаете… Ради бога, я тоже гражданин двух стран, Грузии и России, но все равно, все врет, ни слова правды, и он «Вечер Высоцкого» — нонсенс! Я понимаю, то, что я скажу, все равно не покажут, зачем мне делать массовку? Познеру я буду делать массовку, Познер будет сидеть квакать… Знаете, я говорю: «Дайте мне 5 000 евро, думаю, за 5 000 евро я могу помолчать, пускай мне вырежут, это ради бога». По словам Станислава Юрьевича, каждый, с кем он играл в кино, для него друг. Но о Высоцком говорит, что были только коллегами. Глава 4. Садальский онлайн. Редкие фотографии, юмор, колкие статьи и немного биографических заметок – все это в его «Живом журнале». В Интернет — как на работу. Станислав Юрьевич более 10 часов в день посвящает своему «Живому журналу». Станислав: Есть такая штука – рейтинги. Рейтинги все называются в народе: «Скажи мне, гадина, сколько тебе дадено». Вы знаете, есть ложь, есть абсолютная ложь, а есть рейтинги, это просто всякая ложь. И в «Живом журнале», который я веду, есть рейтинги. Я вхожу в сотню блоггеров, и мне очень интересно было узнать, кто, как, что, чего. Все очень просто — заплати и будешь в первой сотне, так легко! Потому что это легко фиксируется в Интернете, я поставил дополнительный счетчик, по тому счетчику (по дополнительному) я пятый, а по официальному в ЖЖ (сволочи, хватит врать!) сегодня я 106-й. Все равно есть три вещи, которые безумно интересны каждому человеку, я как журналист делюсь: чужая постель, чужие деньги, чужая смерть. И я думаю, что в этом секрет популярности моего журнала, потому что я пишу про эти вещи. Свое, правда, не трогает, пишет о других. Где он — настоящий Садальский — не знает никто. Найти ответ не так просто, даже прочитав его книги «Король скандала — 1» и «Король скандала — 2», хотя названия говорят о главном стремлении актера — всегда быть в центре внимания. Станислав: Это я сам себе придумал, потому что, вы знаете, все короли: король Шансона, король Русской песни, король поп-жоп-йоп, все выходят, и знаете, я тоже пошел на поводу попсы и сказал: «Я король скандала». У меня были «Скандальские новости» в «Экспресс-газете» моей любимой, и я по тем публикациям сделал эту книгу, которая расходилась-расходилась и расходилась, 50 000 — это очень большой тираж. Новое прозаическое детище Станислава Юрьевича — книга «Дебил-шоу» — пока в стадии написания. О чем она будет, автор держит в секрете. А параллельно с писательской деятельностью работает над новым спектаклем. Станислав: Сейчас репетирую с Эвелиной Блёданс, с Довлатовой, с Жанной Эппле, Леной Торшиной, тоже замечательная артистка, новую пьесу, безумно смешную, такую смешную… Вот название пока «Декоратор», не кассовое название, да? Ужасное название, надо название придумать. Это бывший артист, я играю артиста, Стасик, артист Станислав. Он говорит: «А как ваша фамилия». Я говорю: «Я взял себе Ковальский». «А как фамилия ваша?» «Она очень известная, я ее не могу говорить, потому что ее все знают». «Ну, как, как фамилия, Ковальский, как ваша фамилия?» Я говорю: «Пьеха, Стас Пьеха»… И он пошел декоратором красить квартиры. Сумасшедшая история, это молодой парень ставит, и я сейчас так увлечен этим, это будет бомба. В конце июня мы хотим сделать этот спектакль. Артист с жадностью наверстывает упущенное. Спектакль за спектаклем, а он не устает, объясняя это тем, что сцена вдохновляет. Станислав: 20 лет я не был, я занимался журналистикой, в «Экспресс-газете» я работал и потом вернулся. Я уже 9 лет работаю, как в старину говорили, «на театре», и для меня выше счастья, выше наслаждения нет, чем находиться со зрителем, просто я такое удовольствие получаю. У нас после спектакля обязательно еще такое шоу дополнительное устраивается, еще полчаса у нас дополнительно идет. Все актеры с какими-то своими номерами, это обязательно, мы делаем праздник и себе, и зрителям. Оказавшись в гримерке, мы узнали, как к сценическому празднику обычно готовится Садальский. Станислав: Вы знаете, я все время говорю: «Грим — для некрасивых, а репетиция — для бездарных». Здесь сейчас такая техника пошла, раньше делали так-так-так, а сейчас новая техника, вот так делают тон, потому что без тона нельзя, потому что сразу бледная спирохета, а тон обязательно необходим актеру. Раньше вот так мазали, а сейчас смотрите, какой он, техника пошла, дорогая, правда, собака. Потом перед выходом еще сделаем. Но к тоналке и пудре прибегает только в рабочее время. В жизни за хорошим цветом лица ходит в сауну, а для здоровья выезжает за пределы родины. Станислав: Вы знаете, мои учителя мне сказали, что со временем надо лататься, лататься, латать себя и есть воды, конечно, не надо ничего изобретать, говорят: «В Венгрии, а вот там, на Капри, а вот…» Может быть, на Капри, у них, кстати, есть там какие-то термальные источники, а питье — это Карловы Вары! Я говорю, столько евреев я в Израиле не видел, а евреи знают, где лечиться, знаете, там зашел, одни евреи в Карловых Варах, со всего мира «о, хорошая водичка». Петр I, все царские семьи и царская семья неоднократно, каждый год ездили на воды Карлс Батц, там сумасшедшая вода, очищает печенку, все чистит хорошо. Я каждый год обязательно туда езжу. Эпилог. В его квартире на Малой Ордынке уютно и светло. Картины, иконы, особенно памятные фотографии. И несмотря на то, что Станислав Юрьевич не любит жить воспоминаниями, в его жизни все же существует период, по которому он особенно тоскует. Станислав: Общежитие в «Современнике». Мы жили в квартире Инессы Арманд на улице Манежной, и, кстати, недавно, приехали иностранцы тоже снимать, из Германии, фильм, она в этой квартире жила. На первом Володя Конкин, кстати, жил, он тогда работал тоже в театре у Ермолова, Моссовета, его пригласили, а общежитие «Современника» было на 4-ом этаже, оно принадлежало Инессе Арманд, и я приехал, стал немцам рассказывать, вот здесь это… Тут же поналетели люди и сказали: «Это администрация президента, вы не имеете права снимать». Но мы все равно все, что хотели, сняли. И тот период, когда мы жили в общежитии, Юра Богатырев, Валентин Гафт, Дин Рид приходил, у нас пел целую ночь, с Олегом Далем, были в этом общежитии, Манежная, 9, Высоцкий приходил, это было какое-то счастье, потому что впереди у меня была целая жизнь. Сейчас как-то перспективу всегда себе ищешь, а тогда — это ух. Вот по тому времени, чтобы у меня было столько времени, по тому времени я, по общежитию на Манежной скучаю.